Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

Геологи и геофизики свой профессиональный праздник отмечают в начале апреля. В прошлом году он пришелся на 1 апреля, что весьма значимо, ведь юмор в этом сообществе имеет постоянную прописку. Нынче День геолога совпал с Благовещеньем. Ну и как? Есть добрые вести? Со всеми  вопросами обращаемся к руководителю Богучанской геофизической экспедиции Василию Андреевичу ПЕТРЕНКО.

 

— Работа есть, зарплату вовремя выплачиваем – значит уже неплохо. Вот только затяжные морозы выбивали из графика. Ведь наши партии уходят далеко на север, там неделями на термометре минус  50, а то и того ниже.
— Сколько партий работает в этот сезон?
— Восемь. Из них две большие,  первая на Ильбокиче, пятая на Терско-Камовском блоке. Продолжаем исследовать Таимбинскую площадь, Курейскую синеклизу…, заказчики склоняются к более детальным работам, становится больше заказов на трехмерную сейсморазведку.
—  А как со специалистами? Давняя проблема отрасли.
— Да, девяностые годы «выбили» геофизиков. Образовался разрыв, который долго еще будет восполняться. Опытные кадры уходят, а замены нет. Остро нужны специалисты новых направлений — те же «айтишники». Нужны люди с новыми знаниями, с новым мышлением. Сейчас дипломированные специалисты понемногу  начинают приходить к нам.  В основном девушки.
По-прежнему нужны, конечно, в полевые партии водители, бурильщики, взрывники. Сами обучаем нужным специальностям, готовим для себя кадры.
— Сейчас у геофизиков в «поле» неплохие условия:  современные балки, столовые.
— Тем не менее, существующие сегодня условия – уже вчерашний день. Мы полностью меняем саму основу организации работы и жизни полевых партий. 
Первое — должны уйти в прошлое все эти обозы на гусеничном ходу. Сейчас в мире используется колесная техника, и надо идти – ехать! —  в ногу со временем. Нельзя терять недели на перебазировку.  
У нашего заказчика – компании ТНК-BP, очень высокие требования  не только к качеству геофизических материалов, но и к устройству быта полевиков.  На стоянках должны быть нормальные столовые, прачечная, сушилка для спецодежды, септики для отвода стоков. Сама спецодежда должна быть современной, с сигнальными вставками, теплая, удобная.
— Да вы так всю романтику кочевой жизни уничтожите! А как же экзамен на прочность, который, как считается, должен пройти всякий уважающий себя геофизик – тесные балки, мокрые портянки, долгое ожидание «борта» с продуктами?
— Легкая жизнь в поле никому не грозит. Никуда не денутся морозы, бездорожье, разлука с семьей. Так что в нашей профессии по-прежнему нужны люди сильные, мужественные, надежные. Если есть в душе у них романтика, присуще чувство юмора — это плюс. Но ведь все эти замечательные люди достойны нормальных человеческих условий жизни, порядка в работе, внимания и уважения. 
— В этом году БГЭ отмечает свой 45-летний юбилей. Еще один праздник.
— Да, готовимся всем коллективом отпраздновать эту дату.
— Удачи вам!
Л. ГАЙЛЮТЕ.
 
Тридцать три несчастья
 
Было это в семидесятые годы. Наш отряд работал тогда на севере Красноярского края, и волею геологической судьбы попали мы в непроходимые Аянские болота в районе Ванавары. Они тянутся на сотни километров в длину и десятки – в ширину. Ведя поиск нефти и газа, мы продвигались всюду с армадой тяжелой техники и балками. Зима в тот год была лютая. В первые же дни после новогодних праздников наш единственный термометр со шкалой до минус пятидесяти зашкалило, и в течение месяца замерзший, посиневший спирт не хотел вылезать из своего круглого домика на дне температурной трубочки.
Народ подобрался бывалый, испытавший и повидавший много, и мы не ожидали особых сложностей с прохождением болот. Тем более, что за пару недель до нас трассу перехода наметил топограф, проехавший по ней на вездеходе и установивший указательные вешки. 
В 8 часов утра наша солидная колонна из тракторов, буровых станков двинулась в сторону болот. Я ехал в бульдозере, за рычагами которого сидел один из самых авторитетных и уважаемых людей в нашей партии. Ему было всего лет 30-35, и уважали его за рассудительный характер, идеальное знание техники и виртуозность в работе. В партии все его величали Седым, поскольку именно таковым он был, и даже все наши старожилы таким его знали всегда. Почему он так рано поседел, не было известно никому. Говорили, что в его жизни была какая-то трагедия, но сам он об этом не рассказывал.
Наш бульдозер шел первым и был без прицепа, только сзади волочился длиннющий трос на случай потопления. За нами выстроилась вереница техники. Каждая тяжелая машина тащила на сцепах жилые балки, емкости и прочее барахло, необходимое для походной жизни и выполнения сейсмических работ.
Замыкал колонну тракторист с немецкой фамилией Вельберг, которую, впрочем, никто не знал, а все ее обладателя звали Дядей. Это был здоровенный мужчина 30 годов от роду. У него была густая окладистая борода, вечно замазученная, как и весь ее хозяин, и бритая, практически голая голова. Сейчас бы мы сказали, что он был очень похож на классический тип афганского душмана, но в те годы это понятие еще не вошло в наш обиход. У Дяди был отталкивающе суровый вид, здоровенные кулачищи-кувалды и на редкость добродушный характер. Всех в партии, не исключая и начальника, он величал одинаково – «сынок». Славился он своей безалаберностью, рассеянностью и всевозможными казусами, которые приключались с ним практически ежедневно. Это был не человек, а «тридцать три несчастья». Приведу лишь несколько примеров из его жизни. 
Как-то утром, выезжая на работу, Дядя, по своей рассеянности, забыл заправить трактор. Через 5-6 километров трактор, естественно, заглох. Недолго думая, Дядя взял две канистры и пешком двинулся в обратный путь к лагерю. Придя в отряд, он по привычке зашел в первый попавшийся балок, где дымилась печка, и по привычке же попросил жменьку заварки для чая. А «жменька» у него, чтоб не соврать, по объему была не меньше трехлитровой кастрюли, и мужики, зная об этом, без слов отдавали ему пачку заварки, не рискуя насыпать в «жменьку». Чай он пил настолько крепкий, что, сколько бы ни привозили ему заварки, она через неделю кончалась, и Дядя с протянутой рукой ходил по балкам до следующего приезда снабженца.
Вскипятив воду и напившись чайку, он залил в канистры соляру, взвалил их на плечи и, весело бурча какую-то песню, двинулся в обратный путь. Мы не сразу сообразили, что в силу своей обычной рассеянности он пошел в противоположную от трактора сторону. В воспитательных целях, а также потому что по его вине были сорваны в этот день работы, никто не остановил Дядю, публика только весело похихикивала. Вернулся он часа в три ночи, с полными канистрами, ввалился в наш балок, разбудил меня, заявил, что его трактор угнали, он прошел больше 20 километров и трактора не нашел. Обитатели балка, которых он разбудил своим громовым басом, от смеха чуть не попадали с лежанок, расположенных в два яруса. 
С большим трудом я объяснил ему суть дела и, чтобы успокоить его разбушевавшиеся чувства, засыпал в «жменьку» значительную порцию заварки. После этого Дядя, мгновенно успокоившись, удалился.
На следующий день, чтобы не искушать судьбу и не задерживать работу, его с канистрами увезли к трактору на машине.
Той же зимой наш отряд проходил маршрутом мимо охотничьей избушки. Не знаю, что пришло ему в голову, но, едва завидев дым из трубы, Дядя повернул и лихо подкатил к самой избушке. Когда он с веселым видом вылез из трактора и обратился к вышедшему из избушки седому деду с обычным своим приветствием: «Здорово, сынок!» — то в ответ услышал далеко не литературные выражения. Оказывается, рядом с избушкой лежала деревянная лодка, присыпанная  снегом, и Дядя ее благополучно раздавил.
Начались длинные переговоры, к которым пришлось подключиться и мне. Дед долго считал на клочке бумаги, во что обошлась ему доставка лодки вертолетом в эту  глухомань, из каких досок ее стругали, чем смолили и конопатили. В конце концов я вынул платежную ведомость, в которой, бурча и скрипя, Дядя расписался в получении остатков своей зарплаты, а я выдал деду причитающиеся за лодку деньги. Несколько успокоившись, Дядя потребовал у деда «жменьку» чайку. Высыпал его годовой запас в чайник, вскипятил, выпил до дна и, уже довольный жизнью, вышел из избушки.
Зарокотал трактор, раздался скрежет и хруст, затем все эти звуки перекрыла отборная брань, завершившаяся словами: «Лодок здесь понаставили!». Трактор, взревев, как реактивный самолет, помчался по профилю. Так быстро Дядя еще не ездил. Когда мы выбежали из избушки, то сразу поняли, в чем дело: при развороте наш друг раздавил еще и «дюральку» деда, лежавшую с другой стороны избушки, и ринулся наутек.
За эту лодку он рассчитался уже в Ванаваре, после вызова в милицию.
Утром мы продолжили путь через болота. Местность была ровная, как стол, и трактористы двигались на «петухе» — так уважительно геологи называют пятую скорость. Часа через два-три мы прошли болота, и наш бульдозер остановился на бугорке, пропуская колонну. Один за другим проходили мимо тяжелые тягачи со сцепами, буровые станки. Вдалеке показался и Дядя. Его старенький трактор лихо махал открытыми дверками. Из кабинки то появлялась, то исчезала замазученная борода. Проскочив на «петухе» болото, он ринулся на бугор, изрядно перепаханный к тому времени прошедшими тракторами. На самом крутяке «гусянки» провернулись в рыхлом снегу, и трактор забуксовал. Вместо того, чтобы зацепиться за чей-нибудь трос и с помощью другого трактора вылезти за бугор, Дядя включил заднюю передачу. Отъехав назад метров на 30, он решил по целику, рядом с отмеченной трассой, вылезти на бугор.
И тут сработал «закон тридцати трех несчастий».
У берега в болотах идет постоянный приток тепла от гниения, и в том месте, где не проходил вездеход, тоненький ледок едва удерживал снеговую подушку. Трактор медленно, но уверенно начал тонуть. Дядя, пулей вылетевший из кабины, беззвучно шевелил губами… то ли трактор достиг дна, то ли балок держал его на плаву, но небольшая часть трактора оставалась на поверхности. Наверх всплыли замасленные, как кожаные, ватные брюки Дяди.
Весь отряд наблюдал эту картину в молчании. Большинство полевиков хорошо знали, сколько труда и времени потребуется, чтобы достать трактор из воды, какими финансовыми потерями в коллективе «сдельщиков» это грозит. Первым нарушил гробовую тишину Гена Старухин – один из самых молодых по возрасту бурильщиков, но уже имеющий немалый опыт таежной жизни, всегда веселый и неунывающий парень. «Дядя, кончай молиться, и так всех чертей в болоте перепугал, — крикнул он. — Тащи трос, рыбачить будем». Дядя тут же ожил, поняв, что мужики бить и ругать его не собираются, ринулся в гору за тросом. Взвалил на себя конец троса, который и впятером не сдвинуть с места, и поволок его к болоту. А Гена вдогонку ему кричал: «Дядя, ты полегче, не спеши, а то трос порвешь!»
А. Малышков,
геофизик.
 

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить