Морщинистые руки Надежды Даниловны Харитоновой дрожат. Она старается изо всех сил, чтобы не уронить то, что я попросила ее подержать во время съемки. Уже потом Надежда Даниловна спросит: «А что вы мне в руки давали?» Отвечу: «Награды. Ваши награды. Заслуженные. Ордена Ленина и Трудового Красного Знамени». О том, что Надежда Даниловна из Таежного получила еще одно звание – «Почетный житель Богучанского района» – родные  сказали ей не сразу. Волноваться   в таком возрасте вредно. Больно уж много на ее долю выпало.

В свои 87 лет Надежда Даниловна совсем ничего не видит и почти не слышит. Теперь стали подводить еще и ноги. Поэтому на празднование юбилея района, скорее всего,  приехать не сможет.

Принося пользу государству своим самоотверженным трудом, она несколько раз становилась победительницей социалистического соревнования, ее фотография многие годы была на Доске почета. О Надежде Даниловне написано в книге Трудовой Славы Красноярского края: немного, лишь биографические данные, сухие цифры: где и когда родилась, стаж работы, какие имеет награды и тому подобное. А о жизни – полной лишений и нескончаемых забот – совсем чуть-чуть.

«Я про детство хорошо рассказать не могу, я сразу плачу», – начала Надежда Даниловна.

Росла она в деревне Стугуша Нижнеингашского района в большой-большой семье. Сейчас уже и деревни той нету… И семьи тоже. А было их у мамы семеро по лавкам. В 20-е годы ее семье приходилось тяжко. Мама рано стала инвалидом. Кормилец быстро сдался и ушел из семьи. Будучи средним ребенком, старшей среди сестер, Надя выполняла почти все обязанности по дому: она была и нянькой, и поваром, и даже с ранних лет научилась зарабатывать.

– Помню, принесет мама охапку кудели и скажет: «Пряди, дочка! Мож, какую копейку заработаешь». И я садилась: одной ногой зыбку качала, а другой кудель пряла, чтоб нитки эти продать, а  на вырученные деньги хоть соли купить.

В школе Надежда не была и дня. Грамоте в их семье учились только мальчишки. Старший брат Гавриил и стал для сестренки учителем.

– У нас в деревне было только три класса и один на всех учитель, да и тот инвалид. То, что брат умел, то и я. Он читает и я за ним; таблицу умножения учит и я рядышком. Никто не заставлял, сама к знаниям тянулась. Понимала ведь, не видать мне школы. Маме было не одеть, не накормить нас всех, надо было с ней оставаться, нянчить малых да на хлеб зарабатывать, – с комом в горле рассказывает Надежда Даниловна. – Когда отец нас бросил, у нас остались какие-то недоимки. Всю скотину, что была во дворе, забрали. Я помню, пришел родной брат отца и говорит: «Ну что, еще не подохли с голоду? Подохнете!». Открыл заслонку русской печи, а там сухарики были, мама насобирала, чтобы нас кормить, а он взял их все и выкинул во двор. Когда ушел, мама все с земли собрала да подальше припрятала. Спустя много лет, когда я на ноги встала, начала зарабатывать, судьба привела дядьку ко мне за деньгами. У него жена тогда заболела, и у меня уже не было никакой злобы, горе ведь у людей. Отдала ему все сбережения.

30-е годы для Надежды Даниловны – самые ужасные в жизни. Именно в эти годы их семья поредела – от голода умерло трое детей. Остались трое мальчишек и она – совсем еще юная.

– Это были неурожайные годы. Мы как выживали? Весной картошку гнилую собирали и ели, мякину льняную. Бывало, дружно выходили на сборы лесного горошка, вернее, стебля и листьев этой травы. Мама их вымачивала, кипятком запаривала, чтобы трава эта мягкой сделалась, потом в русскую печь ставила сушить, толкла в ступе и просеивала, получалась зеленая мука. В нее добавляла льняное семя, картошку и выпекала. Хлебом это называла. А какой это хлеб? Весной, как трава встанет, мы радовались. Появятся крапива и молочай – значит, густой суп поедим. Иногда его закрашивали молоком, если соседка выделит какую-нибудь литру. И, знаете, ели, и так вкусно казалось.

Не росли мы совсем, были очень маленьким ростом, а животы у всех – большие-пребольшие. Удивляюсь, как мы эти животы еще таскали? От молочая мы спали долго. Мама до обеда нас не трогала, а потом тормошила. Сутками спали и не просыпались. Во сне-то есть не хочется, поэтому и кормили этим молочаем, чтобы спали дольше. Сильно мы любили сосновые шишечки. Какие они были вкусные! Саранки копали: луковицу съедим, а цветок обратно посадим, чтобы на следующий год заново вырос. Хвощ ели, толкачиками называли ту часть, которая особенно вкусной была. Порой, воровать с колхозных полей ходили, голод туда загонял, хоть и боялись до смерти. Время-то было какое: помри, но ничего не трогай. Даже если все пропадает. Весной гнилую картошку колхозную выкинут из ямы и караулят, чтоб никто не взял. У нас соседская девчонка раз пошла на воровство. Ее поймали и семь лет дали за 7 килограммов стручков гороха. Все эти годы она отсидела, вернулась с ребеночком на руках.

До 13 лет Надежда была рядышком с мамой: ходила по односельчанам, за булку хлеба сеяла, садила, убирала. Появились силенки – пошла работать.

В военные годы работала на лесоповале. Лес валили для спиртзавода, который производил еще и брагу, коей поили колхозную скотину. На сутки заводу необходимо было 100 кубометров древесины. А кому было ее в военные годы заготавливать, кроме стариков, женщин да детей?

– Пилили мы двуручной пилой, «баяном» ее тогда величали. Тяжелая была пила, но мы справлялись. У нас в бригаде было 7 человек: три девчонки, один мальчишка да три старика. И все без опыта работы. Как только лесина падала, мы во все стороны разбегались, как зайцы. Бог уберег – никого не придавило. Мы вдвоем с одним стариком за рабочий день выдавали 16 кубометров древесины. Вот как работали! Под конец войны завод закрыли. Скотины не стало, брагу девать было некуда. А людей забрали: кого в трудармию, кого в колхоз. Каждую весну человеку необходимо было вскопать 50 соток земли. Может, не поверите мне, но копали! У многих деревенских баб мужья погибли, надеяться было не на кого. Так вот женщины-то и были всему голова: наладили плуг и по семь человек им пахали. И мы за день вспахивали гектар земли. Осенью до самого снега работали. Одежды у нас тогда путней не было, все босоногими бегали, в холщевой рубахе да в какой-никакой юбке.

Военные годы для всех тянулись, казалось, вечно. У Надежды Даниловны среди родных воевал только брат. Поначалу от него приходили письма. Она, владея грамотой, отвечала и ему, и чужим братьям-сыновьям-мужьям. Семь лет Гавриила не было дома. Сначала армия, потом война, плен. Как только он вернулся в отчий дом, устроился на работу.

С мужем, как говорит сама Надежда Даниловна, ей не повезло. Пьющих, гулящих и ленивых во все времена хватало. Ей попался именно такой. Не изменили его отношение к жизни и сын с дочкой. Женщине ничего не оставалось делать, как попрощаться с нерадивым мужем, а самой набраться сил да жить – для детей.

– Сама выросла темным человеком, детям же такого будущего не хотела. Я обязана была работать сутками ради своих детей, выучить их и вывести в люди.

Когда Тугушинский химлесхоз закрылся, Надежда Даниловна вместе с детьми подалась в Дзержинский, но и там недолго пожили: заработка совсем не было, поэтому надо было искать новое пристанище. И она поехала в Красноярск в «Химлестрест», где слезно выпросила направить ее в надежный химлесхоз. Так женщина попала в Богучанский район, а именно – в тогда еще совсем маленький, зарождающийся  поселок Таежный.

– Ребятишки мои с третьего класса по интернатам учились. С трудом я их собирала к школе. Но мы сдюжили! Дети у меня были очень хорошие, несмотря на тяжелую жизнь, никогда ничего не украли, ни с кем не дрались. Сын окончил 10 классов и поступил в институт, а дочка после восьмого пошла в Канский педагогический колледж. Мне было очень трудно, но я их все-таки выучила.

Семь лет Надежда Даниловна жила в тайге в небольшой лесной избушке в ста километрах от деревни. Работала вздымщиком, то есть, добывала живицу. Планово один вздымщик за сезон должен был обработать 8 тысяч гектаров леса, Надежда Даниловна же этот план перевыполняла в два, а то и в три раза. С ее участка вместо положенных 3,5 тонн собирали от 12 до 18 тонн живицы. Кому-то это покажется простыми цифрами. Поймет лишь только тот, кто на себе испытал этот труд.

– Многие мужики удивлялись, подшучивали: «Поди на звездочку работаешь, надрываешься? Годами из лесу не выходишь». Им было меня не понять …

Раз в месяц, а порой и реже, я ходила в деревню закупить масло, хлеб да перловку – это и было моей основной едой. Продукты, правда, иногда привозили. Но покуда до моего участка доберутся, остаются только какие-нибудь гнилые консервы и тухлые яйца. Поэтому и питалась перловой кашей с подсолнечным маслом и сухарями. Летом черемша выручала, ела ее до самого августа.

Бог меня всю жизнь бережет: медведи кого-то гоняли, а меня не трогали. Мастер у нас был, переживал за меня, порой придет и говорит: «Я каждое утро думаю, жива ли ты? Тут медведи вокруг». А чего их бояться-то: у медведя своя дорога, у меня – своя.

Когда дочка Надежды Даниловны отучилась в педколледже, а потом окончила и вуз, вернулась домой и попросила трудягу-маму жить вместе с ней дома. Вздымщица взяла новый участок, в 12 километрах от поселка.

– Я если и болела, то лечилась только лесом. В 75-м году у меня обнаружили опущение желудка. Как только меня врачи не лечили – ничего не помогало. Ушла я из больницы. Мастер меня увез на времянку. Там я сразу собрала только что выступившую смолу и пила ее с молоком, да татарник заваривала с мезгой от молодняка осины. Так и вылечилась.

Получив первую пенсию, Надежда Даниловна продолжала работать. Через несколько лет мастер, обеспокоенный здоровьем вздымщицы, отстранил ее от тяжелой работы. Пришлось Надежде Даниловне сменить тайгу на гаражи. Еще до 65 лет она сторожила.

– В 80 лет я ногу сломала. Меня увезли в районную больницу. Три дня я там пробыла, пока сын с невесткой не забрали. Дома я целый год лежала не вставая. Сноха научила меня потихоньку передвигаться на костылях. Потом у меня стала постоянно болеть голова, и я резко ослепла. Была бы зрячей, в лес бы подалась, хотя бы рядышком около сосны посидеть. Она ведь мне всю жизнь как подруга.

Пять лет назад у Надежды Даниловны умер сын. Она очень тяжело пережила это горе. Невестка, Ида Ивановна, и дочь, Светлана Николаевна, трепетно заботятся о ней, часто сядут рядышком и разговаривают. Надежда Даниловна редко рассказывает о всей накопившейся боли, чаще Господа благодарит, что сил дал достойно прожить, детей вырастить, порадоваться за внука и внучку, которые оба окончили школу с золотыми медалями и вузы с красными дипломами. В этом тоже есть заслуга Надежды Даниловны.

А. РЯБОШТАН.

Фото автора.

п. Таежный

(АП)

БОГУЧАНСКИЙ РАЙОННЫЙ СОВЕТ ДЕПУТАТОВ

РЕШЕНИЕ

07.06.2012 г.                      с. Богучаны                             № 20/1-211

О присвоении звания «Почетный гражданин Богучанского района»

В соответствии с решением Богучанского районного Совета депутатов от 26.12.2008 № 34-555 «Об утверждении Положения о звании «Почетный гражданин Богучанского района» Богучанский районный Совет депутатов РЕШИЛ:

1.Присвоить звание «Почетный гражданин Богучанского района»

-Оборину Павлу Федоровичу, 07.07.1939 года рождения, награжденному Орденом Ленина, пенсионеру, проживающему в п. Пинчуга;

- Скурихину Борису Андреевичу, 05.09.1926 года рождения, награжденному Орденом Ленина, пенсионеру, проживающему в с. Богучаны;

- Турову Илье Александровичу, 25.07.1933 года рождения, награжденному Орденом «Знак Почета», медалью «За доблестный труд», пенсионеру, проживающему в п. Невонка;

- Харитоновой Надежде Даниловне, 17.10.1924 года рождения, награжденной Орденом Ленина, пенсионеру, проживающей в п. Таежный;

- Ивановой Людмиле Михайловне, 24.09.1937 года рождения, ветерану труда, пенсионеру, проживающей в с. Богучаны.

2. Контроль за исполнением настоящего решения возложить на постоянную комиссию по социальной политике (Д. П. Плохой).

3. Решение вступает в силу со дня подписания и подлежит опубликованию в газете «Ангарская правда» и освещению в программе ТРК «Спектр».

А. В. Бахтин, Глава Богучанского района.

9 июня 2012 года