
Стремительно летит жизнь. Череда дней сменяется чередой недель, месяцев, лет. Да что там лет, столетий. Но человеку определено время продолжительности его жизни на земле. И изменить это пока еще никому не удалось. Но были, есть и сейчас, такие люди, для которых жизнь – это вечность. Вот об одном из них сегодня я хочу поговорить. Это наш с вами земляк, великий русский художник Василий Иванович Суриков. Испытывала я гордость за то, что являюсь землячкой такого человека. Но, как оказалось, этого мало. Побывав в музее-усадьбе В. И. Сурикова, я прониклась духом времени, в котором жил и творил Василий Иванович. Побывав в доме, где 12 января (24 января по новому стилю) 1848 родился будущий великий русский художник, я как будто попала в другую эпоху.
В самом центре миллионного Красноярска остался уголочек прошлого. За высокими воротами передо мной открылась казачья усадьба, сердцем которой является двухэтажный лиственничный дом, построенный в начале 1830 года, защищенный от пожаров каменной стеной – брандмауэром.
Музей был открыт в столетнюю годовщину со дня рождения художника. В Красноярске Василий Иванович прожил двадцать лет. Рано осиротев, Суриков жил с матерью Прасковьей Федоровной и младшим братом Александром. Мать Василия Ивановича была женщиной малообразованной, но очень жизнестойкой и по-своему талантливой. Жили Суриковы скромно, но и тех денег, что платило государство за преждевременно ушедшего отца, на жизнь не хватало. И Прасковья Федоровна пускает к себе в дом квартирантов. Да и сама не сидит, сложа руки. Она была большой рукодельницей. Связанные ею скатерти и прочие нужные вещи Прасковья Федоровна продавала. Дети тоже по мере сил работали по дому.
Тяга к искусству у В. И. Сурикова обнаружилась еще в раннем возрасте. Первые уроки ему давал учитель рисования Н. В. Гребенщиков. Золотопромышленник и меценат П. К. Кузнецов принял живое участие в судьбе юноши. На свои деньги он отправляет Сурикова в Академию художеств в Санкт-Петербург. Шесть лет учился и жил Василий Иванович на деньги П.К. Кузнецова.
Уже во время пребывания в Академии у него пробудился интерес к историческим сюжетам. Началу петровского царствования посвящено первое значительное произведение, написанное уже после окончания Академии в Москве. Сначала Суриков приезжал туда, чтобы выполнить заказ для храма Христа Спасителя, но, очарованный старой столицей, остается здесь на постоянное место жительства. Что касается личной жизни художника, то необходимо сказать о его браке с Елизаветой Августовной Шаре, заключенный в 1876 году. Они прожили вместе десять счастливых лет. Елизавета Августовна (он называл ее Лилей) родила Сурикову двух дочерей. После тяжелой болезни Е. Сурикова умерла. Ее смерть вылилась в тяжелейшую депрессию для художника. Он перестает писать, и в 1889 году уезжает с детьми в Красноярск. Здесь, на малой родине, депрессия отступает. Почти насильно брат Василия Ивановича заставляет его приступить к написанию картины «Взятие снежного городка».
Сначала несколько слов о самом Музее-усадьбе. Улица Ленина (бывшая Благовещенская). Двухэтажный дом, флигель, который Суриковы сдавали внаем, называя «доходным» домом. Надворные постройки: амбар с конюшней и баня, огород (его восстановили работники музея). Все очень скромно, но построено на века, как всегда строили в Сибири. В комнатах развернута мемориальная бытовая экспозиция, которая знакомит посетителей с жизнью и творчеством Василия Сурикова. Письма, личные вещи, фотографии художника и членов его семьи, книги – все это составляет основной фонд музея. Научно-вспомогательный фонд включает книги, подшивки журналов того времени, фотографии, репродукции, предметы быта. На втором этаже, где экспонируются произведения Сурикова, применен продуманный, логически выверенный принцип размещения экспонатов. Одна из комнат носит название «акварельной». Здесь выставлены подлинные работы художника, выполненные акварельными красками.
А теперь о собственных впечатлениях от посещения дома-музея. Войдя в большие, тяжелые деревянные ворота, попадаешь в другое летоисчисление. Сразу же бросается в глаза памятник В.И.Сурикову. Художник сидит в расслабленной позе и задумчиво вглядывается во что-то, ведомое лишь ему одному.
Невольно, где-то на уровне подсознания, появляется желание поздороваться и спросить его разрешения пройти в дом. Знаете, это такое странное чувство, его объяснить я бы не смогла. Но как без разрешения хозяев вступить на их территорию? Странно? А вот мне это странным вовсе не показалось. Наоборот, я понимала, что все это правильно, и мысленно попросила Василия Ивановича пройти на территорию усадьбы.
Затем, пройдя в дом, я невольно чувствовала присутствие его хозяйки Прасковьи Федоровны. Особенно остро это проявилось на первом этаже: казалось, что, невидимая мною, она внимательно следит за моими передвижениями. Это было очень мило и трогательно, как будто хозяйка старается защитить свое пристанище, свой мирок.
Смотрители музея рассказали мне о том, что очень часто испытывают подобное чувство. А иногда даже слышат, как она «передвигается» по скрипучим половицам. Страха при этом они не испытывают, но, говорят, просили ее не тревожить их, пока они там находятся. И, знаете, помогло. Хотите верьте, хотите нет, но работники музея относятся к этому очень серьезно. Без каких-то намеков на шутку. Сказка, скажете вы? А вот и нет, не сказка. Будете в Красноярске, зайдите в музей. Может, он и вам откроется, но уже другой неведомой стороной. Может быть, лично вам откроется еще одна грань этого удивительного места.
Собираясь в музей, я взяла с собой фотоаппарат с очень хорошей светочувствительностью. Очень хотелось сделать фотовыставку о музее в своей школе. Переходя из комнаты в комнату, я фотографировала все подряд: акварельные работы Василия Ивановича, его мольберт, набор красок, скребков, которыми пользовался художник, пианино в гостиной и многое другое. Не все снимки получились того качества, которое я хотела получить. Отсветы от стекол, которыми закрыты экспонаты, давали отблески. Но я все равно пыталась найти подходящий ракурс. Так, не спеша, по крутой лестнице спустилась на первый «жилой» этаж музея Сурикова.
Почему я назвала его «жилым», объясняется очень просто. Второй этаж почти всегда занимали постояльцы семьи, сами они обитали на первом. Лишь когда должен был приехать Василий Иванович, заранее предупрежденные жильцы съезжали. Так вот, я хочу рассказать именно о первом этаже дома и о своем восприятии его.
Он начинается с небольшой прихожей, где на простенькой деревянной вешалке висит старое пальтецо хозяйки, ее шаль. Из прихожей, если повернуть налево, попадаешь в небольшое помещение кухни. Главное, конечно, здесь – это русская печь, на которой хозяева готовили пищу. Подле печи стоят ухваты разных размеров. Наверху большая лежанка. Там же я увидела медные тазы с ручками, в которых хозяйка варила варенье и прочую снедь. Меня сильно заинтересовал предмет, лежащий на полу справа от входа на кухню. Сколько ни гадала, так и не смогла определить, для чего он нужен. Разгадка пришла чуть позже, когда проходящая мимо меня стайка ребят с гидом тоже выказала интерес к данной вещи. Оказалось, все очень просто. Если сейчас в каждом доме есть посуда для приготовления плова, либо «утятница», то эта называлась «осетринницей». Все бы ничего, но размер этого «блюда» меня поразил. Метра полтора в длину, сантиметров сорок в ширину. По краям эта утварь плавно закруглена.
– Василий Иванович рассказывал друзьям в столице: «Осетры у нас в чулане стоймя стояли. Поймают такую рыбищу – и на мороз, а потом в чулан. Рыбы было столь много, что лежа она бы в помещении том не поместилась. Так прямо на пол и ставили. А когда я учиться поехал (а добираться ему пришлось до Санкт-Петербурга 2 месяца), то с другими людьми на рыбинах сидел, по несколько человек на одной умещались».
На кухне стоит большой стол прямоугольной формы, застланный вязаной скатертью. Рядом буфет. Все просто, не вычурно. В переднем углу иконы, прикрытые вышитым рушником. В помещение спальной комнаты дверь закрыта. Но видно, что стоит деревянная кровать – родительская. Дети спали на сундуках, коих в таких домах было довольно много и они выполняли несколько функций. Помимо того, что их использовали как спальное место, в них также хранилось очень много нужных вещей.
Из прихожей попадаешь в так называемую «гостевую» комнату, а далее в гостиную. Поражает простота быта. Все, что сейчас находится в экспозиции первого этажа, выставлено именно так, как было в жилую пору семьи. Все восстанавливалось и расставлялось со слов дочерей Александра Васильевича, брата художника.
Я уже говорила о том, что со мной был фотоаппарат. А на первом этаже дома-музея выставлены не только картины, но и фотографии членов семьи и их друзей. В частности, семьи П.К.Кузнецова, который помогал начинающему художнику, а в дальнейшем стал его верным другом.
Василий Иванович очень много раз писал портреты своей матери. И вот я подхожу к одному из них. Со стены на меня смотрит пожилая женщина с усталым, но каким-то суровым взглядом. Я с неподдельным интересом вглядываюсь в лицо той, что родила нашу сибирскую знаменитость. Острый взгляд с картины завораживает. Вопрошает. О чем? Знать бы ответ. Или это мое воображение разыгралось под действием такого необычного места, или действительно здесь присутствует энергетика хозяйки дома. Я не знаю ответов. Еще раз заглядываю в такие «живые» глаза, затем поднимаю фотоаппарат и делаю снимок. На моем «кодаке» высвечивается фраза: «кто-то моргнул». Я сначала не придала никакого значения написанному. Просмотрела снимок. Качество изображения было неважным. Чуть сдвинувшись с места, я повторила попытку. Опять та же фраза «кто-то моргнул». Меня как током щелкнуло: а кто там может моргать? Ведь мой «умный» фотоаппарат так реагирует только на «живой» объект. Странно! Я сделала еще несколько снимков – результат прежний. И, знаете, что-то подсказало мне – это неспроста, ведь на другие картины и фотографии такой реакции не было. Я подошла поближе к картине и мысленно попросила у Прасковьи Федоровны прощения за то, что без приглашения появилась у нее в доме. И попросила еще о том, чтобы она позволила сделать снимок ее портрета. Вы вправе мне не верить, но снимок получился, и не один. Опять же мысленно я поблагодарила хозяйку и попрощалась с ней и с домом.
Уже на выходе я рассказала о произошедшем со мной смотрительнице музея. Та не отрицала, что они часто слышат, как «ходит» хозяйка по дому. А вот насчет фотографий засомневалась. Я попросила пройти вместе с ней к портрету Прасковьи Федоровны. Перед тем, как сделать снимок портрета хозяйки, я сфотографировала другой портрет. Фотография получилась отличная, а когда мы подошли к портрету матери художника в меня «уперся» ее недобрый взгляд: мол, почему не ушла? Ведь простились уже….
– Господи, – ахнула смотрительница. А ведь и вправду написано, что кто-то моргнул!
– Хозяйка она тут, – сказал молодой парень-гид. Он только что отпустил ребят после экскурсии по музею. – Не любит она, когда мы ее тревожим.
Уже выйдя из дверей дома, я опять взглянула на гранитную фигуру художника. Мысленно поблагодарила за то, что увидела и услышала. Еще раз посмотрела на Сурикова. Велик! И душой, и искусством велик!
О. Фролова,
библиотекарь
Новохайской школы.
НА СНИМКАХ: Дом - усадьба В.И. Сурикова. г. Красноярск, ул. Ленина, 98: памятник В. И. Сурикову.
Комментарии