2012 год богат на юбилеи. Как в масштабах страны, так и отдельных территорий. Например, Богучанскому району в этом году исполняется 85 лет, а его центру – селу Богучаны – 370! Для одного из поселков района – Невонки – 2012 тоже является знаменательным годом: с момента его основания прошло 55 лет.

Разные пути привели людей в Невонку. Здесь те, кто по собственному желанию или воле случая жить сюда приехал, и те, чьи семьи были отправлены из других мест СССР на поселение, и, конечно, те, кто за эти более полувека родился на невонской земле. Их всех роднит одно: поселок для каждого стал малой родиной, домом, стал жизнью, с ее с радостью и болью.

Александр Яковлевич Шадт приехал в Невонку с женой и тремя детьми в июне 1958 года. Несколько домов в устье одноименной речки – вот и весь поселок. Дом, в котором должны были они жить, еще не был достроен, и на первое время их взял к себе сосед, который и так уже приютил одних: вот и теснились три семьи в квартирке типа «5б».

К концу лета жилье Александр Яковлевич достроил кое-как из того, что было. Пиломатериал доставляли из Шиверского, своей пилорамы в Невонке еще не было, поэтому все какие-никакие обрезки шли в ход. Крышу более-менее покрыть удалось только над одной комнатой, в других в дождь все протекало. Но главное – это была своя квартира, где семья Шадт собиралась жить как можно дольше. Ведь они все уже так устали от неустроенности жизни, не по их воле ставшей кочевой.

Еще со времен Екатерины Великой немцы селились на берегах Волги, осваивали необжитые окраины, пускали корни. Жили компактно, с внутренним самоуправлением, в итоге сложились как народ со своей культурой, обычаями и традициями. В октябре 1918 года в составе РСФСР появилась первая автономная республика – АССР немцев Поволжья. Якову Шадту, уроженцу села Шиллинг Краснокутского кантона Саратовской области было на то время 16 лет.

Жила большая семья Якова бедно. На нем, старшем сыне, да на отце держалось хозяйство. Даже мало-мальский неурожай зерна остро отражался на их житье. В 1921-м Яков заболел тифом, сена не смогли заготовить. Пришлось скоту скармливать крышу дома, покрытую ржаной соломой. Последние костюм да сапоги Якова поменяли родные на хлеб. Когда поднялся после болезни в начале весны – одеть-обуть нечего. А надо еще думать, где семена взять на посев.

Все, что было в доме сколько-нибудь годное к продаже из одежды и утвари – свезли на базар, выручили семена пшеницы, посеяли. Урожай хороший собрали по осени, немного поднялась семья, хозяйство свое поправила. Яков к этому времени ввел в дом жену Амалию, которая была из более состоятельной семьи, новые родственники помогали, чем могли.

В 1925 году в семье появился сын Саша. Всего до 38-го года у Якова и Амалии родилось восемь детей, но четверо умерли в младенчестве.

Мне было всего четыре года, когда начали образовываться колхозы, поэтому смутно помню, как это происходило, – рассказывает Александр Яковлевич. – Помню только, как жалел жеребенка, которого уводили со двора, а он все ржал, не хотел идти. Тогда отец в армии служил, вот в это время у нас все и забрали: коней, коров, последние семена хлеба вывезли. Как семью кормить? Мать поехала к отцу, тот обратился к командиру, а потом в Краснокутский военкомат. Зерно нам вернули.

После армии Яков работал пекарем в соседнем колхозе-пятитысячнике, деньги семье присылал. В 1937 году на Волге хороший урожай зерна был, люди сами хлеб стали печь, не покупали в пекарне, заработка не стало, и глава семейства вернулся в село. В марте 38-го его арестовали по статье 58 за контрреволюционную деятельность, осудили на 10 лет исправительно-трудовых лагерей. Больше семья его не видела.

— Помню, была растерянность и мысли: что дальше? Резко тогда окончился мой курс науки: весной сдал экзамены за 7 класс, а в июне пошел работать в колхоз вплотную. Как сыну врага народа, давали ту работу, на которую никто не хотел идти. Что говорить, тяжелое было время, много непонятного для нас и других. Иной раз фильм показывают про те события, смотреть не могу, выключаю, потому что до сих пор все внутри переворачивается.

Но всех жителей страны, в том числе и немцев Поволжья, впереди ждали еще более тяжелые испытания…

В июне 41-го началась Великая Отечественная война, а 28 августа И. Сталин подписал указ о депортации поволжских немцев, что послужило началом массового переселения граждан немецкой национальности из автономной республики в Казахстан и Сибирь.

— Пятого сентября мы уже грузились в вагоны. И не только наша семья – все село полностью. Потом уже рассказывали, что по опустевшим улицам скот ходил, кричал от голода, коровы и козы недоенные бродили, – вспоминает Александр Яковлевич. – В конце октября привезли нас в Канск. Разгрузили на территории церкви, ограда, помню, была большая. Туда из колхозов приезжали и по разнарядке разбирали нас. Мы попали в деревню Бортник Абанского района.

Пока Амалия Шадт добралась до Сибири, из детей только трое осталось, маленькая дочь, названная в ее честь, не вынесла дороги. Свекра забрали в Калмыкию, про мужа она давно ничего не слышала. 16-летний Александр остался главным кормильцем семьи.

— Зиму я возил на элеватор зерно из Абана в Канск. Весна пришла – сеять люди стали, огороды засаживать. А у нас – нечего. Стал я одиноким женщинам после работы огороды пахать, заработал семенной картошки, посадили 10 соток. Позже – окучили. Думали, к зиме хоть немного подготовились, голодать не будем. А 15 августа, в день моего рождения, нам объявили: собирайте пожитки – и в Канск.

Снова была церковная ограда, снова – вагоны. В Красноярске семьи немцев перевезли с железнодорожного вокзала в речной порт, погрузили на маленькие колесные пароходики и отправили по Енисею и Ангаре в Богучаны. Там долго держали на берегу, пока определяли, кого куда. Потом женщины, старики и дети погрузились на илимки, которые пошли вверх по Ангаре до Чадобца. Постепенно разгружались, людей оставляли: Заимка, Пашутино, Климино, Заледеево, Сыромолотово, Чадобец. Шадт неделю жили в Чадобце. Затем они преодолели еще 100 километров – до Яркино.

Еще не раз пришлось переехать Александру Яковлевичу с одного места на другое в Богучанском районе, находясь вплоть до 1956 года под статусом «спецпоселенец», вместе с семьей: сначала – с матерью, с братом и сестрой, а с 1944 года – еще с женой и тремя детьми.

— Да, попали в такую жизненную и историческую мясорубку, что ужас, – включается в разговор дочь Александра Яковлевича Инна. – У русских с немцами еще с давних времен были сложные отношения, а тут война. Здесь, в Сибири, поволжские немцы столкнулись с тем, что местные жители даже не знали, что в России живет и такая нация, считали, что немцы только в Германии. Негативное отношение испытали даже мы, дети, наполовину уже русские, так как наша мама, Матрена Филипповна (Рукосуева в девичестве) родом из Яркино.

Привыкнуть к новому месту мы и не успевали, все переезжали. Родители наши так и не научились жить оседло, даже за многие годы в Невонке в их доме все всегда было только по минимуму: кровать, телевизор, шифоньер, больше ничего. Конечно, и здесь, в Сибири, люди жили тяжело, особенно в годы войны, но все, что наживали за годы, все было при них: одежда, утварь, разработанные огороды. Мама у нас из большой семьи в 12 человек, но она говорила, что такого холода и голода не ощутили. Сажали огород, скот держали, грибы-ягоды собирали, дедушка охотник был, добывал сохатину, печень в русской печи запекали и ели вместо хлеба с супом. А у отца? Только вроде обживутся, кой-какой скот заведут, огород посадят, а им раз и – собирайтесь. Все оставляют, детей на руки – и поехали, ни одежды путней, ни еды. Хорошо, бабушка шали красивые вязала – меняли их на продукты, вещи.

В 1956 семья Шадт была освобождена от спецпоселения, в 1996-м – реабилитирована.

— Я считаю, что в Сибири нельзя умереть от голода, тайга и река всегда прокормят. Вот в Поволжье – да, там неурожай зерна – верная гибель, потому что тогда и самим есть нечего, и скот кормить нечем. И раз уж случилось так, что жизнь прошла здесь, в Сибири, то надо радоваться этому, – считает Александр Яковлевич, – потому что красивее нет наших лесов и Ангары. И люди здесь, хоть и суровы характером, но теплы душой. Если уж дружат, то крепко. Первым пристанищем для меня стало Яркино, я считаю его своей малой родиной. Там прошла моя юность, там я нашел свою вторую половину, с которой прожили 62 года. А здесь, в Невонке, мы смогли встать на якорь, обрести дом. Кстати, первое, что мы сделали, перейдя в свою квартиру-новостройку весной 1972 года – отметили границы, где будем разрабатывать огород, чтоб хватило на все посадки.

Для развития поселка и его жителей Александр Яковлевич многое сделал, с самого его основания трудясь на разных поприщах. Электромеханик, трелевщик, начальник Невонского отделения ОРСа, начальник комбината производственного предприятия… Если надо было пройти обучение на какую-либо специальность или должность – шел, не раздумывая: так он восполнял тягу к учебе, прерванной еще в 38-м году.

Вырастил Александр Яковлевич троих детей, имеет семерых внуков и восьмерых правнуков. Невонская земля приняла на вечный покой его любимую жену, с которой было немало пережито, и, так уж случилось, уже младший сын покоится рядом с нею.

— Да, много было в жизни горького, но и радость не обходила стороной. Сейчас мне уже ждать и желать нечего, хочется, чтобы у детей и внуков было все хорошо, чтобы жили они в ладу с собой и со всем миром и никогда не теряли уверенности в завтрашнем дне.

С. КУЧИНА.

Фото автора.

п. Невонка

(АП)