Среда, 11 Февраль 2015 15:19
Куда же без БАП?
Геология – это такая про-фессия, которая без при-ключений и юмора существовать не может. Чтобы подтвердить это, покажу вам лишь маленький отрезок жизни геологов-полевиков.
Это был рассвет застойного правления «дорогого и любимого всеми Л. И. Брежнева». Мы только сейчас поняли, что для геологов тогда был коммунизм. Самолёты и вертолёты летали для нас в две смены, и мы за экономию средств вместо премии получали выговор. Так что иногда приходилось авиацией возить в лес дрова, лишь бы выполнить государственный план.
Наша сейсмическая партия, и я в том числе, вели поиски нефти и газа в суровой Эвенкии. Это был мой первый сезон после окончания института.
Приближались новогодние праздники. Вся полевая братия только и думала, как бы своевременно выбраться из этой глухомани в районный центр, где базировалась наша экспедиция. Особых проблем для осуществления всеобщей мечты не было. Своевременно закажи вертолет – и через 3-4 часа ты уже дома. Но, как всегда, помешало «но».
Досрочно грянули рождественские морозы. По ночам спирт в градуснике прятался в своём домике ниже последней цифры 58. К обеду он выползал на минус 50. В такие морозы аэродром, откуда мы ждали вертолёт, покрывал молочный туман, который рассеивался только в 14 часов. Садиться в сумерках или темноте, и тем более в тайге, воздушным экипажам запрещалось. Короче, вертолёт прилететь к нам в светлое время не успевал.
Надежда на вылет с каждым днем таяла. Всю Сибирь накрыли трескучие морозы. Работать в такие морозы было тоже нельзя – не выдерживала и ломалась техника. Партия на разнарядке обсуждала не план работы, а текущий и перспективный прогноз погоды.
На очередном сборище взрывник Какошкин (в чёрных списках руководства он числился «подстрекателем») в присутствии страждущих отлёта провозгласил знаменитую цитату: «Нельзя ждать милости от природы! Осталось всего два дня! Нас спасёт только вездеход!».
Первая реакция толпы была «Ура, эврика!», но затем наступила гробовая тишина. В кабине вездехода «АТС» (артиллерийский тягач – средний) было всего четыре пассажирских места, а в кузове – трехкубовая ёмкость с соляркой. За бортом минус 50 градусов. Шансов уехать всем желающим не было. Необходимо заметить, что сама поездка при столь низкой температуре и с учётом дальности была делом довольно рискованным. Поэтому официального разрешения мы получить не могли и решили ехать нелегально.
Наступило время ознакомить чита-
теля с характеристикой вездехода и его водителя. Особенностью вездехода было то, что солярку он глотал вёдрами, и трёх кубов хватало доехать только в одну сторону. Другой особенностью была его «стабильность». Каждые три-четыре часа из восьми выхлопных труб он начинал выбрасывать языки пламени как заправский дракон. Загорался образующийся в трубах нагар, и это наводило на всех окружающих ужас.
Водитель Герман был уже не молод, закалён суровыми условиями эвенкийской тайги и числился уважаемым работником в экспедиции. Половину жизни он провёл в кабине вездехода: сначала в армии четыре года, затем более двадцати лет в геологии. Он, как и его «АТС», имел свои особенности. Как хороший хирург перед операцией выпивает сто грамм, чтобы не тряслись руки, так и Герман без ста пятидесяти граммов в кабину не садился. В таком состоянии его руки, дергающие рычаги управления, работали независимо от глаз и головы, и вездеход нёсся с бешеной скоростью по узкому извилистому профилю (четырехметровой геологической дороге) через леса, горы и болота. У пассажиров складывалось впечатление, что деревья сами отпрыгивают от несущегося на них «АТСа».
Когда загорался вездеход, и новички испуганно вылетали из кабины в ожидании взрыва, Герман останавливался, но вездеход не глушил, а, наоборот, давал максимальный газ. При этом пламя уже не облизывало кузов и ёмкость, а вылетало факелом, как из газовой турбины на три-пять метров. Нагар постепенно выгорал, и мы спокойно продолжали движение.
Итак, предстояло принять решение, кто едет на праздник домой? Какошкин заявил, что он как автор идеи едет вне конкурса. Кандидатура начальника отряда и моя – оператора сейсмической станции, обсуждению не подлежала. Начальник есть начальник, а я ехал якобы сдавать сейсмо-граммы на обработку в вычислительный центр – камералку. Обсуждение остальных кандидатур на отъезд могло длиться до утра: у всех неожиданно оказались тяжелобольные дети, жёны, бабушки и прабабушки. Возникла реальная угроза потасовки, и пришлось вмешаться в спор начальнику отряда Василию Ивановичу. Он объявил, что список пассажиров составит сам и те, кто попадёт в этот список, через три часа должны быть готовы к отъезду.
Посоветовавшись со мной, Василий Иванович составил список из семи человек. Вскоре в наш «командирский» балок постучался техник Русаков. Он показал письмо своей жены, с размазанными от слез чернилами, из которого следовало, что дома болеют все дети (а у него их было трое), и если он не приедет – жена найдёт себе нового мужа. Так в списке появился восьмой пассажир.
«Подстрекатель» Какошкин, по просьбе Василия Ивановича, предупредил отъезжающих, чтобы они на час раньше намеченного срока незаметно просачивались в вездеход, дабы предотвратить бунт на корабле в момент отъезда.
Наступили сумерки.
«АТС» умеренно рычал в стороне, чтобы не травить народ выхлопными газами. Вдруг, неожиданно для неоповещённой толпы, он взревел и, швыряя комья снега в лица выскочившей, растерянной публики, скрылся в чёрной, непроглядной тьме.
Первый участок пути (до Кежмы) Гер-
ман отлично знал, поскольку оттуда каждые трое-четверо суток возил солярку или бензин, и ночь его не пугала. Вначале путь проходили по знаменитым Аянским болотам. Вешки, указывающие маршрут, минуя топи, под светом фар и прожектора были хорошо видны. Промёрзшие болота для «АТСа» были лучше любого асфальта, и он летел на предельной скорости. Часа через три мы благополучно доехали до «Волчьего креста». Далее путь пролегал по профилю, и ветки деревьев начали яростно хлестать наш потрёпанный вездеход, а сами деревья едва успевали «отпрыгнуть» от несущегося на них «чудища». И тут все вспомнили историю, связанную с «Волчьим крестом» и Васей Русаковым.
Дело в том, что Вася проходил пешком профиля раньше сейсморазведки с особым прибором, который назывался «магнитометр». При работе с таким прибором у оператора ничего не должно быть металлического. Ему пришлось даже выдернуть металлический зуб, что заметно сказывалось на его ораторских способностях. Ежедневно утром Вася взваливал на плечо магнитометр и треногу, шёл по профилю и измерял магнитное поле земли. На следующее утро мы разматывали десятки километров сплетенных, как женская коса, более двухсот проводов. В косу через пять метров монтировались датчики. От взрывов из заряженных тротилом скважин колебания почвы уходили на глубину пять-десять километров, возвращались на поверхность к датчикам и от них записывались на сейсмостанцию. По этим записям, после обработки на ЭВМ, определяли положение слоёв земли. Так вели и ведут поиски нефти и газа до сих пор.
Но всё-таки вернёмся к Василию, то бишь к Васе. Каждое утро он без топора, ножа и прочего оружия шёл в одиночестве по профилю.
На следующий день сейсмоотряд разматывал косы, и я четко видел следы Васи и за ними громадные волчьи следы. То ли Вася слишком шустро ходил, то ли волк был слишком старый, но они никак не могли встретиться. На мои предсказания Васе, что волк его когда-нибудь съест, Василий отшучивался, что они с ним близнецы и братья, поскольку обоих кормят ноги.
Слава Богу, мои предсказания не сбылись. Как-то в сумерках Герман, возвращаясь с очередной ходкой солярки, задавил зазевавшегося по старости волка. Позднее зверя увезли и установили как указатель выхода из болота на профиль в поселок Кежма. С тех пор стали называть это место «Волчьим крестом».
В начале девятого утра мы благопо-
лучно прибыли в Кежму. От сильного мороза и топящихся печей весь посёлок был окутан смесью дыма и тумана. До конечной точки назначения – Богучан, где базировалась наша экспедиция, оставалось ехать шесть-семь часов, и хотя уже наступило 31 декабря, мы не волновались. Вечером, до наступления Нового года, мы попадем прямо с «корабля на бал», в объятия жён и детей.
Всё шло по плану. Вначале было решено заехать в аэропорт и узнать, нет ли для нас в плане вертолёта. В зале ожидания на всех скамейках, чемоданах, окнах сидели желающие улететь. Я с трудом пробился сквозь толпу пассажиров к диспетчеру. Ответ был лаконичен: «В ближайшие дни вертолёта не ждите». На выходе я встретил Германа: «Петрович!– сказал он.– Дальше дорогу никто не знает. Здесь кругом «лесовозки», без проводника мы не доедем».
Мы вернулись и громко объявили: «Всем желающим уехать в Богучаны обратиться к нам!». Через пару минут нас окружили человек десять желающих встретить праздник дома, а не в этом прокуренном, холодном «курятнике». Герман объяснил, что мы возьмем только одного пассажира, хорошо знающего дорогу. Желающих уехать становилось всё больше и больше, но дорогу никто не знал. Неожиданно из задних рядов протиснулся пожилой, но довольно шустрый старичок. С его слов он был местный житель, к тому же охотник, и знает не только дороги, но и все звериные тропы. Таким образом, одна проблема решилась, оставалось решить вторую: куда его посадить. После незначительных перестановок мест слагаемых конечная сумма изменилась. Мы посадили худых участников нашего экипажа между толстыми и освободили одно почётное место на переднем сидении для проводника.
Надо вспомнить, что с нами ехал Какошкин. Наступил подходящий момент, мы стояли в посёлке рядом с гастрономом, и «подстрекатель» опять выступил с веским предложением: «Мужики, через час в Хабаровске наступит Новый год. У меня там живет брат, и я всегда за его здоровье в это время поднимаю бокал…(конкретно какого напитка он уточнять не стал)». После короткого обсуждения и ультиматума Германа, что без ста граммов он заснёт на ходу и дальше не поедет, было решено срочно зайти в гастроном.
В магазин, как и положено, пошёл автор идеи. Он несколько перепутал указания начальника отряда и взял всё наоборот: две бутылки шампанского и десять бутылок водки. В довесок к вышесказанному на плече у него висело метра три копченой колбасы, а в коробке с водкой лежало три булки хлеба и несколько луковиц. На выходе из гастронома он зацепил плечом одного из двух страждущих похмелиться полупьяных посетителей. Между ними начались разборки. Я думаю, Какошкину пришлось бы несладко, так как его руки были заняты удержанием коробки, а один из обиженных был на голову выше нашего худенького взрывника. Сидящие в вездеходе пассажиры мгновенно оценили обстановку. Особо ценному грузу грозила реальная опасность быть разбитым или похищенным. Когда из «пасти» нашего «дракона» начали выпрыгивать по очереди: один, второй, третий.., пятый, мужики в геологических робах, у нападавших округлились глаза, и они мгновенно растворились в ближайшем проулке.
Инцидент самопроизвольно решился с исчезновением ответчиков. Мы тронулись в путь. На краю деревни Герман неожиданно остановился и заявил, что дальше не поедет, пока не поспит, и демонстративно закрыл глаза. Назревала серьёзная угроза опоздать на Новый год. Василий Иванович недвусмысленно толкнул в бок Какошкина и вытащил из «бардачка» стакан. Когда на заднем сидении зазвенели бутылки, Герман приоткрыл один глаз, а после характерного бульканья у него открылись оба. Какошкин многозначительно произнёс: «Новый год пошёл по стране. За него, коллеги»,– и подал стакан Герману. Толпа оживилась. Один чистил лук, другой колбасу, третий резал хлеб, а Какошкин разливал. Второй стакан, по старшинству, был подан начальнику отряда. Он многозначительно посмотрел на меня и объявил, что на корабле хотя бы один должен быть трезвым: «Петровичу наливать только шампанское. Да и то в ограниченном количестве». С этой минуты старшим, по распоряжению начальника, стал я. Последним выпил разливающий. Не закусывая, он полез в рюкзак, достал ракетницу и, приоткрыв дверь вездехода, выстрелил в небо. Ракетницы выдавались взрывникам для оповещения о начале и окончании взрывных работ.
Публика явно повеселела. Проводник тоненьким голоском запел: «Эх, путь-дорожка фронтовая. Не страшна нам бомбёжка любая». Какошкин зарядил ракетницу, и по команде Василия Ивановича в небо оглушительно взвилась красная ракета. Вездеход встал «на дыбы» и с грохотом помчался вперёд.
Дорога была пустынна. Местное население начало досрочно встречать Новый год. На перекрёстках проводник, не задумываясь и практически не глядя, указывал Герману, куда повернуть. Каждый час мы останавливались и отмечали приход праздника в очередной часовой пояс. Никто не замечал, что дорога становилась все уже и уже. Вдруг она перешла в санный след и, пока Герман сбавлял скорость, кончилась и превратилась в охотничью лыжню. Мы остановились. Все в оцепенении молчали. До двенадцати осталось четыре часа, а мы «на краю земли» и неизвестно где. Тут вспомнили про проводника. Там, где он сидел, было пусто. «Эй ты, Иван Сусанин, куда спрятался? Вылезай, бить не будем»,– рявкнул полупьяный начальник отряда. Из-под сидения выполз трясущийся от страха мужик. От испуга у него отнялся язык и окончательно пропала память. Он что-то невнятное бормотал и ползком продирался на заднее сидение.
Герман молча сам себе налил полный стакан водки, выпил. Вместо закуски матюгнулся, развернул «АТС» в обратную сторону и дал полный газ. Все понимали, на бой курантов домой мы не успеем.
После длительного плутания по многочисленным лесовозным дорогам, к двенадцати ночи мы попали в какую-то деревню Богучанского района. Какошкин разлил остатки водки, зарядил последнюю ракету. Все дружно прокричали: «Ура!»
Так мы встретили Новый год.
В те давние времена наша экспедиция
только образовалась. Весь коллектив одного возраста – молодой. Дети ходили в один детский садик и в одну школу. Все жители поселка Геофизиков, построенного в пяти километрах от районного центра, шли на работу в одну контору, а праздники, и тем более Новый год, встречали вместе всей экспедицией, в собственном клубе.
Когда наша полутрезвая банда в замазученных робах в два часа ночи неожиданно ввалилась в клуб, весёлые семейные пары и грустные, словно вдовушки, жёны встретили нас, как героев – криками «Ура!». Веселье продолжилось до утра.
Днём всё взрослое население экспедиции спало. Только детишки, несмотря на мороз и пользуясь потерей контроля со стороны родителей, гурьбой ползали в глубоком снегу. Вечером ко мне домой поздравить с праздником заглянул начальник партии Григорий Иванович. Выпив рюмочку коньяка, он с глубоким сожалением сообщил, что руководство приказало ему завтра вместе с нами выезжать в обратную дорогу. На все наши уговоры побыть ещё пару дней дома он заявил, что этот вопрос обсуждению не подлежит. «Простоя сейсмической партии из-за морозов КПСС не допустит!» – сурово произнёс он и затем, для смягчения политической обстановки, махнул рукой и протянул рюмку: «Наливай». Единственный компромисс, которого мы смогли достичь с ним после пятой рюмки – выезжать завтра не утром, а в ночь.
Не успели мы и глазом моргнуть, как наступил вечер следующего дня. Когда за окном загрохотал вездеход, я раздосадованно бросил в шкаф молоток и отвёртку, оделся и пошёл к выходу. Жене и дочери, как всегда, сказал: «Провожать не надо. Не на войну».
В «АТС» все сидели так же, как два дня назад. Только место начальника отряда пустовало. Поехали к нему.
В квартире Василия Ивановича я увидел следующую картину. Он, в стельку пьяный, безмятежно спал в шубе на кровати, рядом стояли: недопитая бутылка, собранный рюкзак и причитающая жена: «Куда вы его тащите, пусть спит мужик». По-видимому, она наивно полагала, что пьяным его в дорогу не возьмут, и не возражала против «чёрного» загула мужа. Ну, да, сейчас…
Через несколько минут мы остановились у продуктового магазина. Григорий Иванович начальственным голосом приказал Герману его подождать, чтобы взять на дорогу пару бутылок коньяка. И тут случилось то что никто не мог предположить. Как только дверь магазина захлопнулась за спиной начальника партии, вездеход взревел и помчался вперёд. Тормознуть его я не имел полномочий, а начальник отряда был мертвецки пьян.
Через полтора-два часа мы остановились. Вспыхнул вездеход. Герман дал полный газ. Жутко смотрелся со стороны в полной темноте, горящий, словно факел, ревущий что есть мочи вездеход. От грохота надрывающегося двигателя, полыхающего вокруг нас пламени, проснулась доселе дремавшая публика. И хотя все пассажиры знали о причудах нашего вездехода, но, поверьте, жутко сидеть на трехкубовой ёмкости с соляркой, брошенной в пасть «доменной печи», и рассуждать – взорвётся она или нет.
И тут, посреди этого жуткого грохота, раздался голос Василия Ивановича: «Вы «БАП» взяли?» Все недоумённо переглянулись. Какие бабы, куда взяли? Решили не обращать внимания: чудит спьяну.
К утру мы благополучно прибыли в Кежму. Дремавшая публика начала просыпаться. И вновь Василий Иванович вернулся к беспокоившему его вопросу: «Вы «БАП» взяли?». Все ошарашенно молчали. Обстановку разрядил Какошкин. «Петрович, не видишь? У Василия Ивановича начались заскоки! Надо срочно налить ему сто грамм». С задних рядов ещё настойчивей прозвучало: «Вы «БАП» взяли?». Тут уже я, чтобы успокоить начальника, брякнул: «Взяли, Василий Иванович. Взяли. Спи спокойно». Стало не до шуток. Я полез в карман, достал деньги и послал Какошкина в магазин.
Взрывник налил начальнику стакан лечебного напитка, заботливо наколол на вилку солененький огурчик. Василий Иванович с трудом приподнялся, понюхал огурчик, выпил, смачно крякнул, подумал и спросил: «Вы БАП взяли?». У меня по спине поползли мурашки. Неужели белая горячка? Я испуганно посмотрел на начальника: «Каких еще баб? Куда взяли?».
«Да не баб, а «БАП» – блок анодного питания»,– сурово пояснил он.
Через пять минут все выяснилось. Вначале было смешно, очень смешно, но потом грустно и очень грустно. Дело в том, что Василию Ивановичу по радиосвязи сообщили, что на сейсмостанции сгорел блок анодного питания, и пока мы не привезем запасной, работать нельзя. Учитывая метеоусловия, этот блок пришлось долго ждать. Сейсмопартия полмесяца простояла и осталась без премии и зар-платы.
Долго еще потом после этого случая при сборах в дальнюю дорогу кто-нибудь обязательно спрашивал: а баб-то взяли?
Анатолий МАЛЫШКОВ,
заслуженный геолог РФ.
Опубликовано в
Территория
Оставить комментарий
Убедитесь, что вы вводите (*) необходимую информацию, где нужно
HTML-коды запрещены