Вторник, 18 Ноябрь 2014 15:05
Творчество читателей
Рассказы Татьяны Чабан,п. Пинчуга
Лето на крылечке
К июню телевизор надоел окончательно. Днем были дела в огороде, а вечером, устав от бесконечной посадки-прополки-полива, я шла в баню, а потом, поужинав, устраивалась на крылечке пить чай. Прошедшая зима была холодной, весна запоздала, и с наступлением тепла сидеть дома стало просто невыносимо, вот я и придумала себе развлечение – пить чай на крылечке. Неизменными моими спутниками были – книга, большой серый кот и маленькая рыжая собачка. Я устраивалась поудобнее: кот, подремав на коленях, уходил по своим кошачьим делам, собачка, посидев для приличия, убегала лаять на машины, прохожих, сорок, кошек – все ровно на кого. Она таким образом охраняла меня. А я на весь вечер оставалась с книгой и своими раздумьями.
Где-то на соседней улице шумела подгулявшая компания, проскрипела и хлопнула калитка у соседей, на реке гудели моторные лодки, по трассе проезжали припоздавшие машины. Поселок жил своей вечерней жизнью. За Ангару садилось солнце, потихоньку все успокаивалось, и уже ничто, кроме невеселых раздумий, не отвлекало меня от прочитанного. Я, крепко недовольная своей жизнью, переживала чужую, книжную, хотя и со своей можно было писать роман.
Вспоминались самые разные моменты прошлого – семья, учеба, работа, бесконечные заботы, и все бегом, бегом, бегом… Как будто в детстве завели будильник, а завод не кончается. Раскладывая по полочкам события, даты, смешные и грустные истории, легкий флирт и серьезные романы, лица детей, мужа, родных, друзей я с удивлением пришла к выводу, что самые счастливые моменты в моей жизни – это рождение детей, а не любовь, как обычно считают. Любовь приносила мне больше слез, чем радости. Этим летом я была както по-особому, безнадежно одинока и отчетливо понимала, что я не в состоянии что-то изменить.
Я приводила в порядок мысли и теперь точно знала, что по соображениям морали нельзя выгонять из дома мгновенного счастья, что одиночество – это не то, что я одна, а невозможность быть с тем, с кем хочется, что все поправимо, кроме смерти и все в мире обман, кроме вечной разлуки, что жить по возможности надо умом, а не сердцем. Рассуждая о добре и зле, о любви и предательстве, я поняла, что жизнь идет по кругу, и нет ничего нового на свете; и все, что я переживаю, уже когда-то с кем-то было, и всему свое время – время любить и время ненавидеть, время обнимать и время уклоняться от объятий, и что я не могу забыть, а меня не могут вспомнить, и мне с этим жить! Я по-новому воспринимала библейскую мудрость Екклезиаста – все суета сует – и как ребенок радовалась своим открытиям в этой вечной книге.
Этим летом я осознала, что все проходит – пролетает, и жить надо, по-возможности сохранив здоровье, тепло души, доброе отношение к людям. Нужно всех простить, всех понять, нужно исключить из своей жизни пороки, которые называются смертными грехами. Странная мысль пришла в мою голову – проще не убить, чем убить, проще не украсть, чем украсть, а как усмирить гордыню, как справиться с унынием, как не пустить зависть – ведь это тоже смертные грехи! Как прекратить оплакивать потери, научиться жить настоящим, не оглядываясь на прошлое?
Каждый вечер меня неумолимо тянуло на крыльцо, словно только там я бы могла обрести мудрость, которая поможет мне.
А вечер потихоньку окутывал меня прохладой, чередой поплыли облака. Я смотрела на них и думала – куда же они плывут, в какие дальние страны, и как там, наверное, хорошо – там нет печали и слез, там люди живут парами, как их создал Господь, и они, в отличие от меня, пьют чай вдвоем, а потом она идет стелить постель, а он по-хозяйски запирает калитку на ночь. И все у них ладно, в их душах покой и любовь. И еще мне думалось – может, кто-то так же как и я провожает взглядом эти облака, мы видим одно и то же, не зная друг о друге – о, чудо!
Дальний раскат грома возвращал меня к действительности. На севере, за Ангарой пылали зарницы, по черемухе пробежал порывистый ветерок, малиновки умолкли и спрятались в кустах. Вот и первые капли дождя. Хорошо, маленький дождик лучше большой поливки. Опускались сумерки, строчки в книге сливались, успокоенная и умиротворенная я уходила спать.
Так, постепенно, шаг за шагом, вечер за вечером, к концу лета я жила в ладу с собой. Посиделки на крылечке сделали свое доброе дело, мне достало мудрости с благодарностью принимать каждый новый день, не огрубеть душой, простить всех, кто забыл, оставил, разлюбил. Все проходит, и это пройдет.
В августе вечера уже коротки, а сентябрьские земные заботы навалились так, что от прежних мыслей оставались обрывки и клочки. Дождь лил почти ежедневно, и в короткие мгновенья, когда выглядывало солнце, нужно было убрать урожай овощей, почистить огород, подготовить дом и усадьбу к зиме. Но эти проблемы не казались мне неподъемными, я снова жила полной жизнью, благодаря Бога за каждый новый день.
Потом злющий северный ветер сорвал последние листья с берез, засыпал золотыми иголками лиственниц лужи и тропинки, и как-то сразу наступила зима. Однажды утром я выглянула в окно и увидела на крылечке, на котором я провела все летние вечера, сугроб снега. Ну вот, лето закончилось, спасибо тебе, крылечко, жди меня на посиделки следующим летом.
Жизнь продолжается!
Татьяна Чабан.
п.Пинчуга
Пожар
Солнце садилось за верхушки сосен. Узкая лесная дорога, казалось, пропала за первым же поворотом. По обеим сторонам ее стояли могучие сосны – Вера прикинула, глядя на них, что им давно уже перевалило за сто лет, что видели они на своем веку немало. Девушка бросила взгляд на циферблат часов и вздохнула. Опять целый день проходила в лесу с лесником. Отводили делянки под рубки. Ноги гудели, словно налитые свинцом. День выдался жарким, а сейчас весь лес отдыхал вместе со своей молодой хозяйкой, словно наслаждаясь тихим вечером. Вера еще раз посмотрела на часы, смахнула тыльной стороной ладони накатившуюся слезинку и, подгоняя лошадь, вслух подумала:
— И чего это занесло меня в лесной техникум. Все девчонки-подруги у места, кто в больнице фельдшером, кто в садике с детишками, одна я из леса не выхожу по целому дню.
Она полгода работала в лесничестве техником и никак не могла привыкнуть, полюбить свою работу. И уже решив, что лесовода из нее не выйдет, отправила недавно документы в торговый техникум, а теперь ждала вызова на экзаменационную сессию.
Лес по одну сторону от дороги постепенно редел, по другую же стоял неприступной стеной. Вот и посадки сосны. Значит, до лесничества осталось километров пять-шесть. Мимо Веры тихо покатила новенькая легковая машина, из которой доносилось нестройное пение подвыпивших видимо мужчин. Вера нахмурилась: опять «дикари». Одни неприятности от них. То деревце срубят, то оставят на месте «пиршества» гору консервных банок и бутылок, а бывает еще хуже – разожгут костер, а потушить забудут. Она оглянулась вслед уходящей машины и инстинктивно запомнила номер.
Проехав еще немного, девушка поняла, что впереди пожар, услышала треск горящей хвои, почувствовала запах дыма – горьковатый, тяжелый.
Вера хлестнула прутом лошадь и выехала на «стоянку дикарей». Кругом бутылки, банки, клочки бумаги, сломанные березки и …пожар. Горели маленькие сосенки, пламя охватывало их нежные ветки-лапы, хвоя трещала и чернела под жадными языками рыжего огня, из травы поднимался густой плотный дым. Пожар начался недавно, но уже сгорело десятка два сосенок. «Хорошо, что хоть номер машины запомнила, – мелькнула мысль. – Это наверняка следы тех, что встретились».
В первое мгновение она растерялась. Ей ни разу не приходилось тушить пожар и тем более одной, и первой мыслью было сообщить о случившемся в лесничество. Но тут подумала: «Пока сообщу – пожар распространится, потушить его будет труднее».
Девушка быстро срезала несколько густых березовых веток и принялась сбивать пламя. Обуглившиеся черные хвоинки под ударами веток разлетались в разные стороны, попадали на одежду, лицо Веры, но она, казалось, не замечала этого, видела лишь перед глазами погибающие деревца и работала без устали. Огонь медленно отступал.
На минуту Вера остановилась, срезала свежие ветки, и снова перед глазами сосенки: черные, сгоревшие – как скелеты – им уже помощь не нужна; горящие, окутанные дымом и пламенем – за эти можно постоять перед огнем; зеленые – до них не добрались алчные рыжие языки.
Сумерки окутали лес. Сыро и неприветливо, страшно Вере. Но вот и все. Сбиты последние языки пламени, девушка устало прижалась щекой к шершавой, хранящей дневное тепло сосне. «А ведь хотела в лесничество сообщать», – подумала она, оглядываясь на пожарище. Кое-где вился слабый дымок. Подождав немного – не разгорится ли снова, Вера отвязала лошадь и отправилась домой.
Приехав, разбудила лесничего, рассказала о пожаре, «дикарях» с машиной, рассказала, как тушила огонь.
— Молодец, Вера, не растерялась, — одобрил лесничий, — номер машины сообщим в ГАИ, найдем нарушителей. А теперь иди, спи. Ты же едва на ногах стоишь. Да, чуть не забыл. Вызов пришел тебе на экзамены.
Помолчав немного, добавил:
— Ты подумай хорошо, Вера. Может не стоит менять профессию. Подумай, а? Ты же училась, теперь вот к работе привыкать начала, лесники тобой довольны, не нахвалятся. Подумай, Вера.
— Хорошо, я подумаю, Иван Васильевич, — проговорила она усталым голосом, удивленная неожиданными словами скупого на похвалу лесничего.
— Спокойной ночи.
— До завтра, Вера.
Уже засыпая, Вера отчетливо вспоминала пожар, сгоревшие сосенки, слова Ивана Васильевича. И вдруг ей стало до боли жаль оставлять свою работу, менять ее на еще неизведанную, жаль оставлять ставший родным лес, который она хорошо узнала и успела привыкнуть, полюбить – да, да, полюбить за эти полгода. И Вера неожиданно для самой себя решила, что никуда она не поедет, останется в лесничестве. Обрадованная найденным решением, она впервые за эти несколько месяцев быстро уснула крепким сном.
Татьяна Чабан.
п.Пинчуга
Опубликовано в
Письма
Оставить комментарий
Убедитесь, что вы вводите (*) необходимую информацию, где нужно
HTML-коды запрещены