Пятница, 16 Май 2014 10:52
Для войны детей нет
В гостях у супругов Куронен я побывала еще зимой. В этот день, 21 января, главе семьи Эйно Петровичу как раз исполнилось 77 лет. А страна готовилась отмечать семидесятую годовщину снятия Ленинградской блокады. Как обычно, ленинградца, финна по национальности Эйно Куронена эти торжества касались не больше, чем остальных россиян.
Хотя в его жизни блокада пролегла двойным кольцом. Первое сдавило город в самом начале войны. Они еле смогли вырваться – мама и бабушка с маленьким Эйно.
Судьба эвакуированных была непредсказуема.
Она забросила семью на Ангару, в деревню Бедобу… Тяжелыми и горькими были годы. В 1943 году умерла бабушка. Мать с сыном дожили до Победы, но голод и тяготы не отпускали. Летом сорок шестого года им понадобилось в Богучаны. А как добраться? Как многим тогда, пришлось идти пешком. О тяжести этого пути измученной женщины с девятилетним мальчиком можно только догадываться – но даже думать о таком нелегко.
Они уже возвращались, до Бедобы были считанные километры, но на мосту через Иркинеевку силы окончательно покинули мать. «Иди в деревню, — сказала она сыну. – Позови кого-нибудь». Пока он дошел до деревни один, пока сумел объяснить… По-русски говорил еще плохо. Когда взрослые добежали до моста, матери было уже ничем не помочь.
Сироту отправили в Богучаны, в детский дом. Оформили документы, мальчик стал жить среди чужих людей. И долго не мог понять: почему у него вдруг оказалась другая фамилия. Это-то он помнил – он Эйно Каява! А стал Куронен. Кто напутал с документами, неизвестно, только доказать он, конечно, ничего не смог. Так и осталось. Из-за этого у Эйно Петровича нет и статуса блокадника: биографию не проследить.
Раннее сиротство – тоже своего рода блокада. Человек лишается не только семьи. У него нет истории рода, знания ближних и дальних родных, знакомых, семейных традиций, фотографий и реликвий – всего того, что связывает родных людей во времени, объединяет их, как бы далеко они ни находились друг от друга. Этот пробел уже не восполнится, сколько бы друзей, родных ни появилось у человека на жизненном пути позднее.
Миновали детские годы, пошел получать профессию.
— Выучился на того, кто обслуживает передвижные станции, — объясняет хозяйка дома, Зейнап Фаттаховна. – Потом в армии служил, на Чукотке, в бухте Провидения. Всю Россию прошел, из конца в конец, — смеется она.
Рассказывать приходится ей, у главы семьи, похоже, слова надо вытягивать клещами. Хорошая все-таки вещь межнациональные браки. Женился бы Эйно Петрович на женщине такого же «нордического» характера – с кем бы я разговаривала сейчас? А Зейнап Фаттаховна все время с улыбкой, общительная, разговорчивая – она словно бы излучает тепло. Хотя всего, что выпало детям военного времени, досталось и ей с лихвой.
— Мои родители из Казани уехали, спасаясь от голода в тридцатые годы. Сначала в Абанский район попали, а оттуда в Богучанский. Скитались по плотбищам, на одном из них я и родилась, на Межшиверном. С Промпоселка отца и на войну забрали.
Пока он воевал, мама оставалась одна с пятью детьми. Очень боевая она была. Работала в леспромхозе, хозяйство держала. Но от голода это все равно не избавило. Только смородиной и спаслась мама. Подвяливала листочки, потом варила и пила отвар, — улыбка сходит с лица Зейнап Фаттаховны. В глазах слезами плещется ужас.
Мы все много слышали о военном лихолетье. Рассказы очевидцев, книги, фильмы о фронте, заводах, колхозах, эвакуации – во всем этом предстает как будто каждая страница сороковых роковых. Наверное, главный урок, который из этого извлекли последующие поколения – только бы не война. И лучше всего знают это те, кто прошел через ад, который могут устроить на земле сами люди.
Детство Эйно и Зейнап пришлось на военные годы – да и было ли оно? Юность прошла в послевоенном мироустройстве. Работать пошли на лесозаготовки. Там и встретились. Оба трудолюбивые, крепкие, надежные. Сложилась семья, родились дети, а теперь уже и внуки подрастают. И супруги живут, радуясь каждому дню, надеясь, что никогда больше не выпадут людям такие страдания, какие пришлись на их детство. Ведь всегда особенно страшно за детей.
У супругов Куронен большой дом в Ангарском, и летняя кухня — как еще один дом. Провожая меня, Зейнап Фаттаховна показала на свой большой огород и сообщила, что большая его часть отведена под ягодные кустарники.
И хотя огород лежал под снегом и мороз был январский, мне вдруг привиделась стоящая стеной смородина – как защита, как память об ушедших и надежда на вечное продолжение жизни.
Лайма ГАЙЛЮТЕ.
На снимке: в молодые годы.
(АП)
п. Ангарский
Опубликовано в
Общество
Теги
Оставить комментарий
Убедитесь, что вы вводите (*) необходимую информацию, где нужно
HTML-коды запрещены